Король котов, часть 1

Подведены итоги рождественского конкурсау b_a_n_s_h_e_e , и мне очень приятно, что мой рассказ занял одно из призовых мест. Огромное спасибо всем устроителям, а особенно - Елене Прокофьевой за такой отзыв и за её выбор, конечно же. Ещё спасибо Ане, которая любезно позволила воспользоваться её фразой и украсить ею эту вещь:

 - Господи, - вздыхает Нора над стопкой книг, - как же хочется иногда быть дурой!

   - Получается? - спрашивает Ника.

   - Сама видишь, - Нора обводит рукой зал университетской библиотеки. - Умище-то я куда спрячу? Так и лезет из-за четвёртого размера, всю жизнь мне портит.

   - Довёл несчастную до Эдинбурга.

   За окном действительно Эдинбург, и Ника который день, не переставая, благословляет Каледонский Фонд России и филантропов, любящих Бёрнса. Точнее, одного, самого богатого и, на удивление, самого филантропистого. Десятилетняя племянница для подобной степени любви к кому-либо употребляет ёмкое слово "отаку". Но Ника сама - филолог со стажем, и много чего знает о любви к вымышленным людям и существам. А Роберт Бёрнс в переводе Маршака - верный спутник почти каждого советского (иногда и перестроечного) человека. Нора, например, его ненавидит, потому что бывший муж вечно ей цитировал "Кто честной бедности своей стыдится и всё прочее...". С мужем она в итоге рассталась, подучила язык и теперь строит экономические модели в эдинбургском университете. Ника же прилетела изучать влияние Их Шотландского Всего на шотландских же поэтов. Филантроп Филантропыч намерен спонсировать переиздание стихов Бёрнса да еще и учредить альманах, дай ему, Господи, жену нежадную и партнеров совестливых.

   - Я всё думала про этих девиц в девятнадцатом веке, - продолжает Нора, пока Ника пытает электронный каталог всевозможными сочетаниями на поиск. - Решать ничего не надо, деньги тебе всё равно не принадлежат. Что ни скажи, какую глупость ни сделай, всё простят. Потому что - женщина, что с неё взять? Ну, бровь бы подняли, так я бы пережила...

   - Допустим, простили бы далеко не всё. А деньги считать придётся, особенно если ты не богатая наследница.

   - Ай, не занудствуй, я мечтаю. Ты свои письма нашла? Есть интересное что-нибудь?

   - С письмами туго, - Ника прокручивает вывалившийся список документов. - Хотя вот тут есть переписка леди Киркхолм. Если это - та самая, то там и про Флетчера может быть. А интересное с утра было, в столовой расскажу.

   В столовой за салатом Нора жалуется на "проклятых бюрократов", которые раз в неделю требуют отчет о ходе работ:

   - Понимаешь, отрицательный результат ведь тоже должен считаться! А они "ваши выводы не вселяют оптимизма". Я уже Дональду, ну, профессору Мак-Брайду, говорю "Вы про голову профессора Доуэля слышали?". Он такой - Элеонор, у вас снова безумные идеи? Я рассказала, посмеялись. Только он сказал, у них это обычно делали шарлатаны в балаганчиках: будущее предсказывали, на вопросы отвечали. Но если бы у нас была любая говорящая голова, они бы наверняка нас больше уважали.

   - Предсказывать будущее ЕЭС по внутренностям животных?

   Ника представляет Нору в хитоне и с жертвенным ножом. Элеонора (она же Элеонора Адонисовна: "А мама у меня вообще - Венера, нормальное татарское имя!") вдохновенно трясет пластиковой вилкой:

   - Знаешь - легко! Дональда замаскируем под говорящую голову, а ты всем будешь объяснять, что мы имели в виду. Прибыль пополам.

   - Договорились.

   - А пока мы несчастные аспиранты и приличные девицы без дополнительных доходов, рассказывай, что ты там нашла?

   Энгус Флетчер - пьяница, игрок, сквернослов, и немного поэт. Годы жизни: 1774 - 1826. Стихов его почти не осталось, но в 1794 Бёрнс в письме похвально отозвался об "Оде к моим старым башмакам" Флетчера. Ника, как заправский инквизитор, буквально клещами вытягивает упоминания о Флетчере из частных писем и газет того периода. Набирается немного, но всё такое смачное, что Ника шехерезадит перед Норой, скармливая ей факты и свои идеи.

   - На год Флетчер вообще пропал, - начинает Ника. - В восемьсот семнадцатом поругался с издателем, накатал открытое письмо в стихах, довольно похабное, и как в воду канул.

   - Ты так произносишь это "довольно похабное", как та графиня в сериале, - восхищается Нора. - Еще губы поджимай, и вообще - класс!

   - Дальше слушай. Сохранилось несколько писем, разосланных им в восемьсот девятнадцатом. Оставшимся друзьям (а их осталось немного) и младшему брату. За прошедший год жена родила Флетчеру еще одного ребенка, девочку, он, естественно, просил денег, жаловался, что муза его покинула ("Еще бы - столько пить!" - вставляет Нора). Интереснее всего письмо к брату, я перевела кусок, пока начерно, посмотри.

   - "Молюсь о спасении Души - не своей уже, но моих малюток, коих теперь у меня ровно полдюжины. Верю, дорогой Эндрю, что ты их не оставишь, буде окажутся они горькими сиротами. Тебя же прошу помнить, что Страсть недолговечна, и хранить верность Благоразумию - первейший твой долг. Кубарем я качусь вниз по крутой дорожке, и хотел бы остановиться, да сил уж нет. Потому прости мое беспутство и укрепись на стезе Добродетели, желательно, посыпанной золотым песком. Вся надежда наша только на тебя. Я слышал, обе мисс Брэгг нынче в Эдинбурге, и равно тебе благоволят, а отец их не поскупится на приданое. Выбери ту, что попригожей, и бери крепость в осаду". Слушай, каков сатир! То есть, сам пропил печень и семейное состояние, наплодил детей, а ты, братик, женись по расчету, чтобы всех прокормить! А кем был брат?

   - Адвокатом, кажется. Дело доходное, но не всем законникам везло.

   - Зря я только про женщин сказала, - подводит итог Нора, - бедненький Эндрю, выходит, сам пошел на заклание какой-нибудь богатой вдове.

***

   Ах, как сияла праздничными огнями усадьба Фокстон! Как радовалось сердце путника зимним вечером, когда за поворотом видел он расчищенный подъезд и освещённые окна, за которыми мелькали тени гостей. Здесь находилось место каждому. Старикам - пить грог у очага и вспоминать старые времена, степенным людям - пускать дым в кожаных креслах, рассуждать об охоте и лошадиных статях, ветреной юности - плясать в бальной зале, чтобы протереть подмётки у не меньше чем двух пар туфель, иначе какой же это бал! А с портретов смотрели кавалеры в алых камзолах и дамы в высоких напудренных париках, на кухне царила суматоха, и крышки на медных кастрюлях подпрыгивали от нетерпения. Всегда в усадьбе Фокстон были еда и питьё даже для самой пропащей души, всегда находилось доброе слово у хозяйки и обещание помощи у хозяина. Что уж говорить о ласковой улыбке от юной мисс Эдвины, хозяйской дочери! Такова была усадьба Фокстон, и дай ей Бог не измениться во веки веков!

   Мисс Эдвина Фокстон-Грей единодушно была признана первой красавицей здешних мест. От Эдинбурга и до острова Скай вряд ли нашлась бы барышня прелестней. В танце она скользила, как солнечный луч, премило вышивала и пела. А если и этого мало для наследницы такой славной и богатой усадьбы, то надо сказать, что сердце Эдвины также было добрым, несмотря на то, что все её желания исполнялись, как только были высказаны.

   Однако, как бы ни подходила Эдвина на роль героини, в тот вечер другие глаза сияли ярче, и румянец алел на других щеках. Кто же был так счастлив в зимний новогодний вечер? Не мисс Мак-Тэвиш, хотя и давали за ней в приданое больше тридцати тысяч фунтов. Не леди Кристина, хотя в роду ее целых два баронета. Нет, искренняя радость перевесит любые богатства, пусть она и видна далеко не каждому. Впрочем, Кассандра Робертсон, дочь приходского священника и давняя подруга мисс Эдвины не находила, что выглядит как-то необычно.

   - Мне известна ваша тайна, о леди! - смеялась Эдвина, когда обе девушки сидели после бала вместе. - Это наверняка лейтенант Джонс. Но, Кассандра, ты же не уедешь отсюда? Хорошо, что лейтенант в шотландской кавалерии - не могу представить, что ты бы покинула меня ради англичанина!

   - Дорогая Эдвина, один танец ещё не значит, что вся моя судьба должна измениться, - отвечала Кассандра.

   - Ты так холодна и рассудительна! Тогда это племянник Нортонов! Правда, они здесь не так давно, всего пятнадцать лет, но отец говорит, что это честные и достойные люди.

   - И мистер Нортон-младший, несомненно, достойный джентльмен.

   - Ты статуя, просто статуя! Но я оживлю тебя, Галатея! Две буквы: Э и Ф. Ах, неужели ты покраснела, Кассандра?

   Кассандру Робертсон редко когда сравнивали с солнечным лучом, она слишком уверенно стояла для этого на земле. Но она была так хороша и мила, как только может быть девушка в двадцать лет. Она была молчалива, но не застенчива, нрав у неё был спокойный и рассудительный. Она любила поэзию, но ни разу не проливала слёзы над чувствительными строками. С тринадцати лет она вела хозяйство в пасторском доме, распоряжалась слугами и берегла покой отца. Преподобный Робертсон, в свою очередь, привил дочери твёрдые жизненные устои. Иными словами, Эдвина была героиней романической, Кассандра - просто была.

   - Впрочем, я знаю, что если ты не желаешь о чем-либо говорить, то даже я от тебя не добьюсь ни слова, - тут же заметила Эдвина. - Не хочешь ли взглянуть на мои новые картоны для вышивки?

   Кассандра с облегчением согласилась. Как бы ни хотелось ей услышать имя мистера Флетчера из чужих уст, она разумно полагала, что у неё нет на это никакого особенного права. Мистер Эндрю Флетчер приехал погостить к друзьям в усадьбу по соседству. Молодые люди были представлены друг другу ещё до бала. Взгляды их совпадали достаточно, чтобы оставалось пространство для спора, а внимание к мнению друг друга сделало их ещё более приятными собеседниками. О большем Кассандра не задумывалась, и верила, что, приняв решение не думать об Эндрю Флетчере слишком часто, действительно так поступит. Эдвина же полагалась на эфемерные, нелепые для других указания: наклон головы мистера Флетчера в танце с Кассандрой, улыбка самой Кассандры. Вечер бала, наконец. В такой вечер все должны быть счастливы, и счастливы неминуемо.

   Мистер Эндрю Флетчер уехал обратно в Эдинбург через несколько дней. Встречался ли он с мисс Робертсон, гуляя в полях, был ли их разговор о вещах незначительных или крайне важных, неизвестно. Зима была снежной, и все следы на дорожках быстро замело.

   Преподобный Робертсон принимал вечером приходских старшин, и пока обсуждались грядущие крестины и похороны, Кассандра вела на кухне счет запасам. Экономка и кухарка помогали по мере сил: список необходимых покупок рос, и конца ему не было. Мыло, свечи, отрава для мышей...

   - Вот этого не нужно, мисс, - гордо сказала кухарка, - с нашим Томом ни одной мыши в доме житья нет. Мясник даже спрашивал: не одолжим ли мы ему кота на пару ночей?

   Касандра посмотрела в угол кухни, где лежал Том. К кошкам она была равнодушна, но Тома в дом впустила сама. Он сидел с утра под дверью кухни, а рядом лежала дохлая мышь. Преподобный Робертсон назвал его "Честным Томом" и сказал, что редко когда кошки проявляют такую обязательность, как плата за проживание. Том прожил у них уже больше года. Был он чёрным, с белой грудью, и почти никогда не подавал голоса.

   - Что же, тогда закончим на сегодня. Спасибо, Пегги, спасибо, миссис Мортон.

   - А вы знаете, мисс, как нашего кота кличут в деревне? - спросила вдруг миссис Мортон.

   - Не знаю. И как?

   - Том Тилдрум, - экономка потрясла головой в негодовании. - Виданое ли дело, чтобы пасторского кота так называть!

   Кассандра вздохнула. Преподобный Робертсон не поощрял суеверия, и его дочь не верила ни рассказам о брауни, ни легендам о морских девах. Однако она знала, что многие зачастую верят. Кто по привычке, кто-то - пылко и искренне, кто-то - из страха, и последнее было опаснее всего.

   - Они говорят ещё что-нибудь, миссис Мортон? - мягко спросила Кассандра.

   - Ничего, мисс, - затараторила кухарка, бросая гневные взгляды на экономку, - и всего-то раз это было, Джок-плотник ткнул пальцем в нашего Тома, когда проходил мимо, да сказал, мол, вылитый Том Тилдрум! Да ему все остальные сразу сказали, чтобы не пил больше и шел себе своей дорогой.

   - "Все остальные"!Если бы ты меньше любезничала на крыльце с мясником, Пегги Роуз, - загремела экономка, - то и Джок бы пошёл своей дорогой! Молча!

   - Довольно, - обе женщины замолчали. - Никакой беды я в этом не вижу. Шутка дурная, но она скоро забудется.

   - Конечно, мисс, - кивнула миссис Мортон, но Кассандра знала - это затишье ненадолго. Кухарка ничего не сказала, только носом шмыгнула.

   Перед сном Кассандра вспомнила сказку, которую сама же миссис Мортон ей и рассказывала в детстве. "Если Тим Толдрум умер, значит, Король Котов теперь я - Том Тилдрум!" И в ту же секунду чёрный кот убежал из дома и больше его никогда не видели". Достаточно ли хорошо они все обращаются с особой королевских кровей, успела подумать она, прежде чем уснула.

***

   - "Купите лук, зеленый лук, петрушку и морковку!", - мурлычет под нос Ника. Ставит на поднос кружку с чаем и тарелку с бутербродами, возвращается по длинному коридору общежития в комнату к ноутбуку. - "Купите нашу девочку, шалунью и плутовку!".

   Ужин готов, распечатки из библиотеки лежат рядом - можно и поработать. Творческое наследие Энгуса Флетчера уместилось в небольшую папку, с ним уже разобрались: три схожих мадригала для трёх разных девиц; две едкие эпиграммы для двух девиц (третья осчастливила поэта согласием и наверняка не раз об этом пожалела, особенно когда он растратил её приданое меньше чем за год); несколько элегий. Профессор Эштон обещала отсканировать единственную поэму Флетчера, после неё он больше ничего не написал. Да и зачем, если дела наладились. Не иначе, младший брат окрутил богатую наследницу.

   Энгус Флетчер смотрит на нее с экрана. Дружеский набросок неизвестного художника на полях письма, подписан "Пропащий Энгус". От портрета исходит несокрушимое обаяние папаши Дулиттла, так что саундтрек в голове у Ники сразу переключается на With A Little Bit Of Luck. Интересно, как выглядел братец Эндрю.

   Письма леди Киркхолм освещают и этот вопрос: "Младший мистер Флетчер довольно высок, обладает приятными манерами и острым умом. Искренне предан брату, насколько я знаю; отчего это, дорогая моя, такую горячую привязанность часто ни за что получают самые недостойные особы? Я наслышана о том, что вытворяет Энгус Флетчер в Эдинбурге, но не сочтите за труд сообщить мне: правда ли его дела так печальны? Мною владеет не праздное любопытство, поверьте. Эндрю Флетчер очевидно (для всех, кроме него) оказывает внимание молодой особе, которой я также симпатизирую и хотела бы быть уверена, что ей стоит поощрять его намерения. Нет ничего печальнее сбывшейся любви, если блюдо это приправлено взаимными упрёками и горечью (взглянем на Энгуса Флетчера и сразу же отворотимся - печальное зрелище!)".

   - Кому же ты жизнь не испортил-то, мне интересно? - громко спрашивает Ника у портрета Флетчера. Тот молчит, довольно щурясь. Козел рогатый. Хотя, какое это для козла оскорбление.

   Вечер только начинается, и Ника решает прогуляться. Настроение развеять. На Грассмаркете есть прекрасная книжная лавка для гиков, порыться там на полках. В конце концов, может взрослая самостоятельная женщина купить себе книжку про брата и сестру Россетти, ловящих вампиров? И, пожалуй, ещё одну - о том, как приличной стимпанковской барышне ухаживать за ручным осьминогом.

   - А что мы привезём домой? - начинает она новую песню. - А ещё два чемодана книг! И футболку с далеком!

   До магазина куплеты всё удлиняются, по мере перечисления подарков, рефреном идет футболка с далеком, так Ника и гуляет. Эдинбург, горький дымный пряник, присыпанный снегом, на десятки метров уходит под землю, наверх - еще выше, и везде переходы, лесенки, окна: знай, заглядывай. По пути можно считать кошек: настоящих и на вывесках. Нике больше всего нравится кот в кампусе: ленивый Мистер Тави с белой грудью. Сегодня его видно не было - не иначе, позвали председателем в клуб, или где-то в общежитии на ужин были рыбные консервы.