Я все-таки не просто люблю Петербург, а безумно люблю.
На фотографии – совершенно не петербуржско-прекрасной, просто фотографии, сделанной не ради Города, а… даже не запомнила, ради чего – но Город и указан-то не был, что-то такое демонстрировалось на переднем плане фото… Но сзади я увидела указатель адреса, и там были волшебные слова – «Большой Проспект В.О.». И как же я затосковала и душевно закурлыкала, как улетевший, но тоскующий журавль! Только журавли, возможно, тоскуют по жарким странам, где зимуют (я бы на их месте так и делала), а я вот по этому прекраснейшему из городов, я же знаю, как хорош он зимой и осенью, какая там особенная промозглость, особенный ветер, особенная слякоть, все куда выразительнее и убийственнее, чем у нас в Москве, и на фоне промозглости-ветра-слякоти красоты сияют еще ослепительнее… И есть же счастливые люди, которые там живут, и не просто живут, а на работу ездят на Васильевский остров!!!
Когда-то в молодости я планировала заработать и накопить, и снять в Петербурге квартирку, где-нибудь на окраине, на год, и прожить год, как если бы я была ленинградкой (петербурженкой – язык с трудом поворачивается, и слово с трудом набирается, для меня это еще Ленинград, и вовсе не из-за Ленина, а потому что влюбилась я в Ленинград когда-то, это потом он вернул себе прежнее имя, а я узнала его, как Ленинград). И мне казалось, что жить и писать там будет как-то невыразимо прекрасно, и даже если я не создам шедевр, все же смогу написать особенную книгу, ленинградскую, вплетя в свои строчки ветер с Финского залива.
Но – не получилось. А теперь уже знаю, что не заработаю. Да и не смогу я уехать на год.
Но в какой-то мере моя мечта реализовалась в этом году. Даже больше, чем я бы могла мечтать: я несколько дней прожила, предоставленная сама себе, в старой квартире в центре города! И пятничным вечером пьяница, который брел по Улице под моими окнами, читал поэму Блока «Двенадцать»: потому, наверное, что даже пьяницы в Городе особенные (а еще была ночь, а ему где-то по пути попались Фонарь и Аптека). И я каждый день клала в рюкзак бутылку молока и уезжала – то на В. О., то на Петроградку, то еще в какое-нибудь прекрасное место, и так счастлива, как я была счастлива в эти дни, я давно не была, и не знаю, буду ли… Но этих дней у меня уже никто не отнимет.
Навсегда останусь благодарна друзьям, которые мне этот праздник жизни подарили.
Кто в Петербурге сейчас – и кто может простить и понять сентиментальность – передайте от меня привет Неве и каналам, и Невке, и Финскому заливу, и ветру обязательно, и – В.О. Почему-то В.О. я особенно люблю.
Когда я думаю о В.О., вспоминаются стихи Юлии Жадовской, столь страстно любимой мною, когда я была подростком…
Я все еще его, безумная, люблю!
При имени его душа моя трепещет;
Тоска по-прежнему сжимает грудь мою,
И взор горячею слезой невольно блещет.
Она про мужчину, про своего учителя, а я – про Васильевский остров.
«При имени его душа моя трепещет…»
![]()
На фотографии – совершенно не петербуржско-прекрасной, просто фотографии, сделанной не ради Города, а… даже не запомнила, ради чего – но Город и указан-то не был, что-то такое демонстрировалось на переднем плане фото… Но сзади я увидела указатель адреса, и там были волшебные слова – «Большой Проспект В.О.». И как же я затосковала и душевно закурлыкала, как улетевший, но тоскующий журавль! Только журавли, возможно, тоскуют по жарким странам, где зимуют (я бы на их месте так и делала), а я вот по этому прекраснейшему из городов, я же знаю, как хорош он зимой и осенью, какая там особенная промозглость, особенный ветер, особенная слякоть, все куда выразительнее и убийственнее, чем у нас в Москве, и на фоне промозглости-ветра-слякоти красоты сияют еще ослепительнее… И есть же счастливые люди, которые там живут, и не просто живут, а на работу ездят на Васильевский остров!!!
Когда-то в молодости я планировала заработать и накопить, и снять в Петербурге квартирку, где-нибудь на окраине, на год, и прожить год, как если бы я была ленинградкой (петербурженкой – язык с трудом поворачивается, и слово с трудом набирается, для меня это еще Ленинград, и вовсе не из-за Ленина, а потому что влюбилась я в Ленинград когда-то, это потом он вернул себе прежнее имя, а я узнала его, как Ленинград). И мне казалось, что жить и писать там будет как-то невыразимо прекрасно, и даже если я не создам шедевр, все же смогу написать особенную книгу, ленинградскую, вплетя в свои строчки ветер с Финского залива.
Но – не получилось. А теперь уже знаю, что не заработаю. Да и не смогу я уехать на год.
Но в какой-то мере моя мечта реализовалась в этом году. Даже больше, чем я бы могла мечтать: я несколько дней прожила, предоставленная сама себе, в старой квартире в центре города! И пятничным вечером пьяница, который брел по Улице под моими окнами, читал поэму Блока «Двенадцать»: потому, наверное, что даже пьяницы в Городе особенные (а еще была ночь, а ему где-то по пути попались Фонарь и Аптека). И я каждый день клала в рюкзак бутылку молока и уезжала – то на В. О., то на Петроградку, то еще в какое-нибудь прекрасное место, и так счастлива, как я была счастлива в эти дни, я давно не была, и не знаю, буду ли… Но этих дней у меня уже никто не отнимет.
Навсегда останусь благодарна друзьям, которые мне этот праздник жизни подарили.
Кто в Петербурге сейчас – и кто может простить и понять сентиментальность – передайте от меня привет Неве и каналам, и Невке, и Финскому заливу, и ветру обязательно, и – В.О. Почему-то В.О. я особенно люблю.
Когда я думаю о В.О., вспоминаются стихи Юлии Жадовской, столь страстно любимой мною, когда я была подростком…
Я все еще его, безумная, люблю!
При имени его душа моя трепещет;
Тоска по-прежнему сжимает грудь мою,
И взор горячею слезой невольно блещет.
Она про мужчину, про своего учителя, а я – про Васильевский остров.
«При имени его душа моя трепещет…»
