Всегда любила Новый год.
Любила, как было раньше – настоящая елка, старинные новогодние игрушки, к которым даже прикасаться страшно, радостный блеск и шорох мишуры, запах мандаринов, хвои и яблочного пирогjavascript:void(0);а, острый холод воздуха из форточки, которую приоткрывали, чтобы в нее невидимкой проскользнул Дед Мороз и оставил под елкой подарки, завернутые в грубую серую бумагу, надписанные каллиграфическим почерком прабабушки, позже – рукой отца: имена – кому какой подарок предназначен.
И то, что сейчас: новогодний венок, деревянные звезды с Пражской и Нюренбергской рождественских ярмарок, подвешенные на карниз, а теперь еще и блестящие металлические игрушки – подарок от Рив Гош – они в том же стиле, букетик из пряностей, привезенный из Вены, запах от букета сосновых веток, запах из аромалампы-совы… Запах парфюма, который я выбрала для Нового года. Пачка квитанций об отправке новогодних подарков друзьям. И уже отданные адресатам блестящие пакеты с подарками тем, кто в Москве. Имена на наклейках распечатаны на принтере: я так и не научилась писать красиво.
Перед Новым годом очень много работала, но на ночь перечитывала Диккенса, «Рождественскую песнь в прозе». Несчастный злой Диккенс, какие же прекрасные и трогательные произведения он писал. Впрочем, великий сказочник Андерсен тоже был несчастливым и недобрым человеком.
Моим любимым переводом «Рождественской песни в прозе» навсегда останется первый, который я прочла, дореволюционный перевод С. А. Врангель: уж не знаю, почему, но мне он кажется самым нежным, уютным и сентиментальным.
Его можно найти в Интернет-библиотеках, правда, текст со старинной орфографией, с «ятями» — но это даже придает ему дополнительную прелесть.
А вот веночек этого года. Вязаный, белый, уютный и воздушный. Вязаные снежинки и шарик к нам из Финляндии прилетели, эти новогодние кружева...
