"Взгляните внимательно и если возможно – нежнее..."
Image may be NSFW.
Clik here to view.
Сегодня 25 лет со дня смерти Анастасии Цветаевой. Моей первой Цветаевой. Которая открыла для меня весь мир мемуарной литературы, ибо ее мемуары были первыми, прочтенными в жизни. И мир семьи Цветаевых. И то, что любимый музей детства - Изобразительного искусства имени Пушкина - тоже "цветаевский".
Я в юности так мечтала придти к ней, поблагодарить за книгу и подарить большой букет кремовых роз - шелковистых, как ее белое шёлковое платье с Сухаревки, о котором она так поэтично писала...
"Весной 1909 года мы поехали с Лёрой на Сухаревку. В детстве нашем мама покупала там томики немецких стихов, очищая их затем действием формалиновой лампочки. Лессинг, Гейне, Уланд… Теперь мы ехали «посмотреть». Зрелище огромного базара с лавочками диковинного разнообразия и над ним сама мать-старина, Сухарева Петровская башня, уступчатая (красная, помнится), островерхая. Крики зазывания, вся история Москвы еще жила в этом смешении кусков роскоши и скарба! (Тут, думаю, был и Диккенс.) И вот тут Лёра выбрала мне… прелестное кремовое шелковое платьице – легкое, как лепесток, все из оборок, – платье из сказки!
– Папе, Настаська, не говори, где купили, рассердится, запретит, – скажет, опасность заразы. А мы его дадим в чистку – и будешь в нем картинка… – сказала Лёра. – А спросит, скажу – из сундука моей мамы…
И через неделю я «блистала» – кудри, шелковые воланы – в упоенье от новизны быть не девочкой, а мотыльком. И пришедшая в гости Анастасия Дмитриевна Модестова, дочь папиного умершего друга, сказала, любуясь, Марине: «Ваша сестра – как севрская статуэтка в этом чудесном старинном платьице… И эта весна кругом…» Мы незаметно переглянулись… «Да, оно все лежало в сундуках, – ответила Марина, – дождалось Аси!»
Так мое первое шелковое платье в четырнадцать лет пришло в наш старинный дом с древнейшей московской толкучки, окутанное строгой тайной".
Image may be NSFW.
Clik here to view.
Я ведь любила ее мемуары за все эти мельчайшие детали, ощущения, полутона, текстуры, ароматы... За золотые крупинки прошлого...
Я любила ее. Она была "моя Ася".
Но тогда не было никаких путей, никаких возможностей, я была юная, я была совсем никто, а она уже такая хрупка реликвия, не допустили бы меня до нее.
Image may be NSFW.
Clik here to view.
Она умерла 5 сентября 1993 года. Ей было почти 99 лет. Она похоронена на том участке Ваганьковского кладбища, который так подробно описала в мемуарах.
Удивительные ее записи, сделанные в лагерях - я недавно их для себя открыла - наспех, коротко писалось. Конечно, мне не близка ее избыточная религиозность.
Но такие огненные души ищут, на каком костре гореть. Она выбрала религию. Ее великая сестра - бесконечные влюбленности.
Ее записи - полустихи, недостихи - видимо, ей так проще писалось.
"Тишина над тайгою вся в звёздах — о Боже!
Да ведь это же летняя ночь!
А я в лагере! Что же мне делать, что же? Жить этой ночью — невмочь.
Соловей — это юность.
Кукушкины зовы —
Это детство. Земной зенит!
На седеющих крыльях моих — оковы,
А старость — как коршун кружит!
Чего страшусь? И глад и хлад минуют,
Недуг, сжигая тело, поит дух,
И зов о помощи не пребывает втуне
Доколь смиренья факел не потух.
Я верую.
О Боже, помоги мне,
В ничтожества и затемненья час
Молю, а изза туч восходит, вижу
Звезды предутренней мерцающий алмаз.
Воздушных гор лиловые воскрылья
Грядой крылатою покрыли небосклон,
И золотою солнечною пылью
Весь край дальневосточный напоен.
Недолго нам от вечности таиться,
Запрятав голову под смертное крыло, —
НАСТАНЕТ час души! И вещей птицей
Бессмертия живой воды напиться
Из мрака тела — в дух, где тихо и светло!"
А в 1913 году Марина Цветаева написала о ней стихотворение:
Взгляните внимательно и если возможно – нежнее,
И если возможно – подольше с нее не сводите очей.
Она перед вами – дитя с ожерельем на шее
И локонами до плечей.
В ней – все, что вы любите, все, что, летя вокруг света,
Вы уже не догоните – как поезда ни быстры.
Во мне говорит не влюбленность поэта
И не гордость сестры.
Зовут ее Ася: но лучшее имя ей – пламя,
Которого не было, нет и не будет вовеки ни в ком.
И помните лишь, что она не навек перед вами,
Что все мы умрем…
Люблю его очень.
Оно про всех.
"Взгляните внимательно и если возможно – нежнее..."
"И помните лишь, что она не навек перед вами,
Что все мы умрем…"
Image may be NSFW.
Clik here to view.
Сегодня 25 лет со дня смерти Анастасии Цветаевой. Моей первой Цветаевой. Которая открыла для меня весь мир мемуарной литературы, ибо ее мемуары были первыми, прочтенными в жизни. И мир семьи Цветаевых. И то, что любимый музей детства - Изобразительного искусства имени Пушкина - тоже "цветаевский".
Я в юности так мечтала придти к ней, поблагодарить за книгу и подарить большой букет кремовых роз - шелковистых, как ее белое шёлковое платье с Сухаревки, о котором она так поэтично писала...
"Весной 1909 года мы поехали с Лёрой на Сухаревку. В детстве нашем мама покупала там томики немецких стихов, очищая их затем действием формалиновой лампочки. Лессинг, Гейне, Уланд… Теперь мы ехали «посмотреть». Зрелище огромного базара с лавочками диковинного разнообразия и над ним сама мать-старина, Сухарева Петровская башня, уступчатая (красная, помнится), островерхая. Крики зазывания, вся история Москвы еще жила в этом смешении кусков роскоши и скарба! (Тут, думаю, был и Диккенс.) И вот тут Лёра выбрала мне… прелестное кремовое шелковое платьице – легкое, как лепесток, все из оборок, – платье из сказки!
– Папе, Настаська, не говори, где купили, рассердится, запретит, – скажет, опасность заразы. А мы его дадим в чистку – и будешь в нем картинка… – сказала Лёра. – А спросит, скажу – из сундука моей мамы…
И через неделю я «блистала» – кудри, шелковые воланы – в упоенье от новизны быть не девочкой, а мотыльком. И пришедшая в гости Анастасия Дмитриевна Модестова, дочь папиного умершего друга, сказала, любуясь, Марине: «Ваша сестра – как севрская статуэтка в этом чудесном старинном платьице… И эта весна кругом…» Мы незаметно переглянулись… «Да, оно все лежало в сундуках, – ответила Марина, – дождалось Аси!»
Так мое первое шелковое платье в четырнадцать лет пришло в наш старинный дом с древнейшей московской толкучки, окутанное строгой тайной".
Image may be NSFW.
Clik here to view.
Я ведь любила ее мемуары за все эти мельчайшие детали, ощущения, полутона, текстуры, ароматы... За золотые крупинки прошлого...
Я любила ее. Она была "моя Ася".
Но тогда не было никаких путей, никаких возможностей, я была юная, я была совсем никто, а она уже такая хрупка реликвия, не допустили бы меня до нее.
Image may be NSFW.
Clik here to view.
Она умерла 5 сентября 1993 года. Ей было почти 99 лет. Она похоронена на том участке Ваганьковского кладбища, который так подробно описала в мемуарах.
Удивительные ее записи, сделанные в лагерях - я недавно их для себя открыла - наспех, коротко писалось. Конечно, мне не близка ее избыточная религиозность.
Но такие огненные души ищут, на каком костре гореть. Она выбрала религию. Ее великая сестра - бесконечные влюбленности.
Ее записи - полустихи, недостихи - видимо, ей так проще писалось.
"Тишина над тайгою вся в звёздах — о Боже!
Да ведь это же летняя ночь!
А я в лагере! Что же мне делать, что же? Жить этой ночью — невмочь.
Соловей — это юность.
Кукушкины зовы —
Это детство. Земной зенит!
На седеющих крыльях моих — оковы,
А старость — как коршун кружит!
Чего страшусь? И глад и хлад минуют,
Недуг, сжигая тело, поит дух,
И зов о помощи не пребывает втуне
Доколь смиренья факел не потух.
Я верую.
О Боже, помоги мне,
В ничтожества и затемненья час
Молю, а изза туч восходит, вижу
Звезды предутренней мерцающий алмаз.
Воздушных гор лиловые воскрылья
Грядой крылатою покрыли небосклон,
И золотою солнечною пылью
Весь край дальневосточный напоен.
Недолго нам от вечности таиться,
Запрятав голову под смертное крыло, —
НАСТАНЕТ час души! И вещей птицей
Бессмертия живой воды напиться
Из мрака тела — в дух, где тихо и светло!"
А в 1913 году Марина Цветаева написала о ней стихотворение:
Взгляните внимательно и если возможно – нежнее,
И если возможно – подольше с нее не сводите очей.
Она перед вами – дитя с ожерельем на шее
И локонами до плечей.
В ней – все, что вы любите, все, что, летя вокруг света,
Вы уже не догоните – как поезда ни быстры.
Во мне говорит не влюбленность поэта
И не гордость сестры.
Зовут ее Ася: но лучшее имя ей – пламя,
Которого не было, нет и не будет вовеки ни в ком.
И помните лишь, что она не навек перед вами,
Что все мы умрем…
Люблю его очень.
Оно про всех.
"Взгляните внимательно и если возможно – нежнее..."
"И помните лишь, что она не навек перед вами,
Что все мы умрем…"