Если власти по какой-то причине не хотят объявить общенациональный траур, его должны объявить мы сами. Он должен быть. Случившееся ужаснее авиакатастрофы, после которой в последний раз объявляли траур. Ужаснее, потому что в этот раз можно было бы избежать, если бы, если бы, если бы...
Дети, запертые в кинозале.
Мне от этого образа не избавиться.
Люди, выпрыгивающие из окон.
Звери, горящие в клетках.
Я не уравниваю.
Но для меня это составляющее кошмара.
...А я все думаю, что вчера, в это самое время, делала я, когда дети, взрослые и звери горели заживо - что делала я? Нет телевизора, нет радио. Когда у них загорелось, я уже закончила неспешный завтрак выходного дня? И несмотря на выходной, я работала вчера напряжённо, потом сходила к подруге по делам ненадолго, родителям занесла сканы медицинских документов, вернулась, готовили ужин, ужинали, перечитала написанное, решила, что отсылать ещё нельзя, легли спать, так устала, что не читала даже на ночь, а там в это время горели, дети прощались с родителями по телефону, уже умерли, уже догорали, а родители еще ждали и надеялись...
Вообще, это не важно совершенно, конечно же, что я делала, когда они погибали.
Но Беслан мы хотя бы отдаленно пережили с ними. Нет, так нельзя сказать. Это как сравнить ожог всего тела - и укол иглой... То, что чувствовали они - и что мы...
Но я помню, все время работал телевизор или радио, я две свои работы перенесла и заказчики поняли, что я просто не могу, одну делала, находясь словно без сознания, мама уходила на работу в слезах и приходила в слезах, а у нее серьезная работа, она преподает суровую дисциплину, но мы все, мы чувствовали боль... Я уходила - в маршрутке работало радио, молча слушали, все молчали. Тихая была Москва. Приходила, первое у отца: "Ну как ТАМ?"
Мы чувствовали это.
Постоянную боль.
А теперь я чувствую ужасный стыд. Хотя я-то тут в Москве - да даже там - ничего не могла... Ничего не смогла бы. Даже кровь мою бы не взяли.
Стыдно, что мне было хорошо, обыденно хорошо, что я не разделила вот это - хотя бы душой.
Я понимаю, что нельзя чувствовать вину и боль за все, что творится в мире,но иногда неестественно их не чувствовать.