Мне так давно хотелось на нее посмотреть...
![]()
Как и все мое поколение, в Перестройку открывшее совсем другую историю своей страны, я много читала мемуаров политзаключенных, но больше всего детальностью и выразительностью впечатлила меня книга Евгении Гинзбург "Крутой маршрут". И среди запомнившихся персонажей была немецкая актриса Каролла, во время личного досмотра спрятавшаяся в волосах два колечка... Когда появился интернет, я искала что-нибудь о ней. И не нашла. Возможно, потому, что Гинзбург не совсем правильно написала имя и фамилию. А может, и не было ничего...
Теперь вот знаю.
По ссылке - ее история...
http://urokiistorii.ru/node/51931
Единственное, чего не понимаю: для кого играть она собиралась в СССР, не зная русского? Это же ещё не была эпоха кино, когда иностранных актрис озвучивали русские. Но может, надеялась, что выучит язык.. когда есть мечта и надежда, так сладко им уступить... Да и потом - за мужем же. И даже, как она думала, не в ссылку.
![]()
Из книги Евгении Гинзбург:
"Дорогу от "черного ворона" до так называемого бутырского "вокзала" я прошла, по-видимому, в полубессознательном состоянии, так как я ее сейчас никак не могу вспомнить.
Я вспоминаю себя уже сидящей на своем узле с вещами в огромном холле, действительно напоминающем вокзал. Большое, гулкое, довольно чистое помещение со снующими взад и вперед людьми обоего пола в форме, не так уж сильно отличающейся от железнодорожной. Очень много дверей. Какие-то кабины, похожие на телефонные будки. Потом я узнала, что это так называемые "собачники" - закутки без окон, куда заводят заключенного, когда он должен ждать чего-нибудь. Основной закон тюрьмы - строгая изоляция. Условный звонок у дверей сигнализирует приближение новой группы заключенных.
К нам подходит надзирательница и тихо говорит мне:
- Следуйте за мной.
Еще минута - и я в собачнике. Заперта снаружи. Одна. Нас снова разлучили. Я едва успеваю оглядеться. Кабина чуть пошире телефонной будки, выложенная изразцовыми плитками. Вверху лампочка. Табуретка.
Замок снова щелкает, меня опять ведут.
Теперь я в большой комнате, битком набитой голыми и полуодетыми женщинами. Черными галками выделяются надзирательницы в темных куртках.
Баня? Медосмотр? Нет. Массовый личный обыск вновь прибывших.
- Раздевайтесь. Распустите волосы. Раздвиньте пальцы рук. Ног... Откройте рот. Раздвиньте ноги.
С каменными лицами, точными деловитыми движениями надзирательницы роются в волосах, точно ищут вшей, заглядывают во рты и задние проходы. На лицах одних обыскиваемых женщин - испуг, на других - омерзение. Бросается в глаза огромное количество интеллигентных лиц среди арестованных.
Работа идет быстрым темпом. На длинном столе растет гора отобранных вещей: брошки, кольца, часы, сережки, резинки, записные книжки. Это ведь москвички, арестованные только сегодня. Они только что из дома, и у них много всяких милых мелочей. Им еще тяжелее, чем мне. У меня бесспорное преимущество - полугодовой опыт и то, что мне уже нечего терять.
- Одевайтесь!
Ко мне вдруг подходит молодая девушка, почти девочка, с коротко остриженными "под мальчика" волосами.
- Вы член партии, товарищ? Не удивляйтесь, что я спрашиваю об этом здесь. Мне по вашему лицу кажется, что вы коммунистка. Ответьте, мне это очень важно. Да? Ну вот, а я комсомолка. Катя Широкова меня зовут. Мне 18 лет. Я не знаю, как себя вести.
Посоветуйте. Смотрите, вон та немка спрятала в волосы несколько золотых вещей. Должна ли я сказать надзирательнице? Я просто теряюсь. С одной стороны, донос - это противно. А с другой - ведь это советская тюрьма, а она, может быть, настоящий враг?
- А мы с вами, Катя?
- Ну, это, конечно, ошибка. Лес рубят - щепки летят. Я уверена, что выпустят. Но страшно трудно решить, как вести себя вообще и вот в данном случае...
Я смотрю на женщину, указанную Катей. Вижу лицо необычайно нежной красоты и обаяния. Потом я узнала, что это была известная немецкая киноактриса Каролла Неер-Гейнчке. Вместе с мужем-инженером она приехала в 34 году в СССР. Два колечка, удачно спрятанные от бдительных очей надзирательницы, были памятью о муже, которого она считала уже мертвым. Ловким движением актрисы, часто снимавшейся в приключенческих фильмах, она сумела спрятать две золотые вещицы в золотом изобилии своих волос.
![]()
Милая, забавная мордочка Кати Широковой устремлена на меня с требовательным вопросом.
- Вам хочется получить директиву, Катюша?
- Ну, хотя бы в данном случае. Вот с этой немкой...
- Знаете что. Катя... Поскольку мы голые сейчас, и в буквальном и в переносном смысле слова, то, я думаю, лучше всего будет руководствоваться в поступках тем подсознательным, что условно называется совестью. А она вам, кажется, подсказывает, что донос - это гадость?
Так были спасены два колечка Кароллы Гейнчке. Впрочем, ненадолго, как и сама Каролла. Но об этом ниже."
(Насколько я помню, о Каролле почти и не было "ниже", видимо, автор задумала написать, но не написала. У меня есть самое полное издание книги - не было там истории Кароллы).
Carola Neher; 2 ноября 1900, Мюнхен, — 26 июня 1942, Соль-Илецк)
Как и все мое поколение, в Перестройку открывшее совсем другую историю своей страны, я много читала мемуаров политзаключенных, но больше всего детальностью и выразительностью впечатлила меня книга Евгении Гинзбург "Крутой маршрут". И среди запомнившихся персонажей была немецкая актриса Каролла, во время личного досмотра спрятавшаяся в волосах два колечка... Когда появился интернет, я искала что-нибудь о ней. И не нашла. Возможно, потому, что Гинзбург не совсем правильно написала имя и фамилию. А может, и не было ничего...
Теперь вот знаю.
По ссылке - ее история...
http://urokiistorii.ru/node/51931
Единственное, чего не понимаю: для кого играть она собиралась в СССР, не зная русского? Это же ещё не была эпоха кино, когда иностранных актрис озвучивали русские. Но может, надеялась, что выучит язык.. когда есть мечта и надежда, так сладко им уступить... Да и потом - за мужем же. И даже, как она думала, не в ссылку.
Из книги Евгении Гинзбург:
"Дорогу от "черного ворона" до так называемого бутырского "вокзала" я прошла, по-видимому, в полубессознательном состоянии, так как я ее сейчас никак не могу вспомнить.
Я вспоминаю себя уже сидящей на своем узле с вещами в огромном холле, действительно напоминающем вокзал. Большое, гулкое, довольно чистое помещение со снующими взад и вперед людьми обоего пола в форме, не так уж сильно отличающейся от железнодорожной. Очень много дверей. Какие-то кабины, похожие на телефонные будки. Потом я узнала, что это так называемые "собачники" - закутки без окон, куда заводят заключенного, когда он должен ждать чего-нибудь. Основной закон тюрьмы - строгая изоляция. Условный звонок у дверей сигнализирует приближение новой группы заключенных.
К нам подходит надзирательница и тихо говорит мне:
- Следуйте за мной.
Еще минута - и я в собачнике. Заперта снаружи. Одна. Нас снова разлучили. Я едва успеваю оглядеться. Кабина чуть пошире телефонной будки, выложенная изразцовыми плитками. Вверху лампочка. Табуретка.
Замок снова щелкает, меня опять ведут.
Теперь я в большой комнате, битком набитой голыми и полуодетыми женщинами. Черными галками выделяются надзирательницы в темных куртках.
Баня? Медосмотр? Нет. Массовый личный обыск вновь прибывших.
- Раздевайтесь. Распустите волосы. Раздвиньте пальцы рук. Ног... Откройте рот. Раздвиньте ноги.
С каменными лицами, точными деловитыми движениями надзирательницы роются в волосах, точно ищут вшей, заглядывают во рты и задние проходы. На лицах одних обыскиваемых женщин - испуг, на других - омерзение. Бросается в глаза огромное количество интеллигентных лиц среди арестованных.
Работа идет быстрым темпом. На длинном столе растет гора отобранных вещей: брошки, кольца, часы, сережки, резинки, записные книжки. Это ведь москвички, арестованные только сегодня. Они только что из дома, и у них много всяких милых мелочей. Им еще тяжелее, чем мне. У меня бесспорное преимущество - полугодовой опыт и то, что мне уже нечего терять.
- Одевайтесь!
Ко мне вдруг подходит молодая девушка, почти девочка, с коротко остриженными "под мальчика" волосами.
- Вы член партии, товарищ? Не удивляйтесь, что я спрашиваю об этом здесь. Мне по вашему лицу кажется, что вы коммунистка. Ответьте, мне это очень важно. Да? Ну вот, а я комсомолка. Катя Широкова меня зовут. Мне 18 лет. Я не знаю, как себя вести.
Посоветуйте. Смотрите, вон та немка спрятала в волосы несколько золотых вещей. Должна ли я сказать надзирательнице? Я просто теряюсь. С одной стороны, донос - это противно. А с другой - ведь это советская тюрьма, а она, может быть, настоящий враг?
- А мы с вами, Катя?
- Ну, это, конечно, ошибка. Лес рубят - щепки летят. Я уверена, что выпустят. Но страшно трудно решить, как вести себя вообще и вот в данном случае...
Я смотрю на женщину, указанную Катей. Вижу лицо необычайно нежной красоты и обаяния. Потом я узнала, что это была известная немецкая киноактриса Каролла Неер-Гейнчке. Вместе с мужем-инженером она приехала в 34 году в СССР. Два колечка, удачно спрятанные от бдительных очей надзирательницы, были памятью о муже, которого она считала уже мертвым. Ловким движением актрисы, часто снимавшейся в приключенческих фильмах, она сумела спрятать две золотые вещицы в золотом изобилии своих волос.
Милая, забавная мордочка Кати Широковой устремлена на меня с требовательным вопросом.
- Вам хочется получить директиву, Катюша?
- Ну, хотя бы в данном случае. Вот с этой немкой...
- Знаете что. Катя... Поскольку мы голые сейчас, и в буквальном и в переносном смысле слова, то, я думаю, лучше всего будет руководствоваться в поступках тем подсознательным, что условно называется совестью. А она вам, кажется, подсказывает, что донос - это гадость?
Так были спасены два колечка Кароллы Гейнчке. Впрочем, ненадолго, как и сама Каролла. Но об этом ниже."
(Насколько я помню, о Каролле почти и не было "ниже", видимо, автор задумала написать, но не написала. У меня есть самое полное издание книги - не было там истории Кароллы).