А сегодня, между тем, 14 декабря.
И я никогда не перестану любить декабристов.
И я никогда не перестану восхищаться их женами.
И я никогда не перестану сожалеть о графе Милорадовиче.
И нет, я не желаю исторических споров о том, правы или нет были они, прав или нет был он.
За многие годы изучения вопроса у меня создалось прочное мнение о вопросе, и обсуждать мне нечего и не хочется.
А вот поделиться любимыми сценами из одного из любимейших фильмов – «Звезда пленительного счастья» - хочется.
Жалко, не нашла полностью сцену бунта, с прекрасной музыкой. И сцену казни декабристов. Тоже совершенно прекрасную.
![]()
![]()
У меня в школьные годы возле письменного стола висели в рамках портреты Павла Пестеля (вырезанного из книги про декабристов, родители разрешили), Михаила Андреевича Милорадовича (из журнала какого-то, как ни странно) – вот именно эти, которые я сейчас нашла, - ну, и конечно, кардинала де Ришелье, но он из другой истории.
А сейчас расскажу то, чего долго-долго стеснялась. Потому что проявление экзальтации и избыточного романтизма. В юности, в первую поездку в Ленинград без родителей, в январе, в самую жуть, было все, чего сердцу хотелось. И визит к тому месту, где – как считалось – были захоронены декабристы…
«Знаешь ли ты Смоленское кладбище?.. Там есть немецкое кладбище, а за ним армянское. Тут есть такой переулочек налево. Вот мимо армянского кладбища и идти до конца переулка. Как выйдешь к взморью, тут и есть. Тут их всех и похоронили. Ночью их вывезли с конвоем, и тут мы шли... Там потом четыре месяца караул стоял», - вроде как, слова одного из сопровождавших тела к месту захоронения.
И в метель на Сенатской площади полезла на газон (если все правильно помню, в общем – куда-то, куда не следовало), потому что именно там, по мнению моих друзей-историков, упал Милорадович, и мне, юной-романтичной, нужно было возложить там пурпурного цвета розу. Когда я сняла с нее хрустящую обертку, обертку вырвало из моей руки и унесло, и я с печалью подумала, что еще и насорила.
Но никого не было на Сенатской, кроме моих озябших друзей и уже не зябнущих призраков, так что возложение розы прошло незаметно (вообще же я очень стесняюсь подобных акций).
…Простите за резкость, но – нет, это все такое личное, а у меня настолько нет эмоциональных сил (и времени) – не буду я больше никогда никому ничего доказывать.
Они мои. Они все мои – навсегда. С девяти лет, когда я прочла «Во глубине сибирских руд» - и через все десятилетия.
Бывает, что любимым и важным хочется поделиться, но в это любимое и важное совершенно не хочется пускать чужих. Оппонентов с их прямо противоположным мнением. Зачастую яростных и агрессивных. Я свое уже отспорила, больше просто не хочу, мне это ничего уже не даст.
И я никогда не перестану любить декабристов.
И я никогда не перестану восхищаться их женами.
И я никогда не перестану сожалеть о графе Милорадовиче.
И нет, я не желаю исторических споров о том, правы или нет были они, прав или нет был он.
За многие годы изучения вопроса у меня создалось прочное мнение о вопросе, и обсуждать мне нечего и не хочется.
А вот поделиться любимыми сценами из одного из любимейших фильмов – «Звезда пленительного счастья» - хочется.
Жалко, не нашла полностью сцену бунта, с прекрасной музыкой. И сцену казни декабристов. Тоже совершенно прекрасную.
У меня в школьные годы возле письменного стола висели в рамках портреты Павла Пестеля (вырезанного из книги про декабристов, родители разрешили), Михаила Андреевича Милорадовича (из журнала какого-то, как ни странно) – вот именно эти, которые я сейчас нашла, - ну, и конечно, кардинала де Ришелье, но он из другой истории.
А сейчас расскажу то, чего долго-долго стеснялась. Потому что проявление экзальтации и избыточного романтизма. В юности, в первую поездку в Ленинград без родителей, в январе, в самую жуть, было все, чего сердцу хотелось. И визит к тому месту, где – как считалось – были захоронены декабристы…
«Знаешь ли ты Смоленское кладбище?.. Там есть немецкое кладбище, а за ним армянское. Тут есть такой переулочек налево. Вот мимо армянского кладбища и идти до конца переулка. Как выйдешь к взморью, тут и есть. Тут их всех и похоронили. Ночью их вывезли с конвоем, и тут мы шли... Там потом четыре месяца караул стоял», - вроде как, слова одного из сопровождавших тела к месту захоронения.
И в метель на Сенатской площади полезла на газон (если все правильно помню, в общем – куда-то, куда не следовало), потому что именно там, по мнению моих друзей-историков, упал Милорадович, и мне, юной-романтичной, нужно было возложить там пурпурного цвета розу. Когда я сняла с нее хрустящую обертку, обертку вырвало из моей руки и унесло, и я с печалью подумала, что еще и насорила.
Но никого не было на Сенатской, кроме моих озябших друзей и уже не зябнущих призраков, так что возложение розы прошло незаметно (вообще же я очень стесняюсь подобных акций).
…Простите за резкость, но – нет, это все такое личное, а у меня настолько нет эмоциональных сил (и времени) – не буду я больше никогда никому ничего доказывать.
Они мои. Они все мои – навсегда. С девяти лет, когда я прочла «Во глубине сибирских руд» - и через все десятилетия.
Бывает, что любимым и важным хочется поделиться, но в это любимое и важное совершенно не хочется пускать чужих. Оппонентов с их прямо противоположным мнением. Зачастую яростных и агрессивных. Я свое уже отспорила, больше просто не хочу, мне это ничего уже не даст.