Весна 2016 года. Гуляли с друзьями по Новодевичьему кладбищу. В той части – самой старой из советских – где похоронены Гоголь, Булгаков, Космодемьянские… Вот как раз шли в сторону могил Зои и Шуры, мимо колумбария, там, пожалуй, интереснейший колумбарий. И вдруг видим – на полочке возле одной из ячеек, среди искусственных цветов и листьев, птичка. Я сначала подумала, что это искусственная. Украшение такое. И мои друзья мне потом сказали: они подумали то же самое. Но птичка шевельнулась… И оказалась вполне живой! Свившей гнездо на полочке возле ячейки, использовавшей для гнезда искусственные цветы и сухие веточки… И еще такое же гнездо возле ячейки, и еще! И это было такое сильное, такое острое и нежное ощущение: смерть, уже полузабытая, «выдохшаяся», не болезненная, потому что – давно, и жизнь, такая уязвимая, теплая жизнь…
Конечно, вспомнилось (дружно) пушкинское вечное:
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
Тем более, что из-под брюшка мамы-птицы активно высовывалась, разевая желтый клювик, «младая жизнь»: и да, это был клювик, а не полноценный клюв, да простят меня борцы с «сюсюканьем».
![]()
![]()
![]()
Когда мы прошли уже почти до конца этой стены, мимо нас проехал местный автомобильчик технических служб с лесенкой. И мы дружно испугались: а вдруг они – по птичьи души? Уничтожать гнезда? Но нет, они проехали мимо. Группы туристов, преимущественно китайских, чинно следуя за гидом, смотрели на гнезда с тем же интересом, как и на все остальное: видимо, принимали за еще одну странную русскую традицию. И рядом с одним из гнезд, приставив стремянку, женщина – родственница усопшего, или как минимум не сотрудник кладбища – аккуратно мыла стекло, закрывающее ячейку, стараясь не делать резких движений, а птица-мама только втягивала голову в плечи и вжималась в свое гнездо… Надеюсь, те, чьих близких птицы удостоили чести покоиться с миром рядом с гнездом, оценили это правильно. Вот я бы хотела, чтобы рядом с моим прахом было гнездо. Или нора. Что-то живое. Я понимаю, мне будет все равно… Но все же.
Я хотела вернуться туда через пару недель, проверить, на месте ли гнезда. Но не вернулась. Не потому, что не нашла времени. Не нашла в себе сил. Я думала: а вдруг гнезда все же уничтожили? И как я буду жить с этим знанием? Поэтому я предпочла неведение и надежду. Что птенцы выросли. Улетели.
В конце концов, если бы гнезда хотели уничтожить, птенцы бы не успели вылупиться, все было бы сделано раньше… Правда же, правда?
Конечно, вспомнилось (дружно) пушкинское вечное:
И пусть у гробового входа
Младая будет жизнь играть,
И равнодушная природа
Красою вечною сиять.
Тем более, что из-под брюшка мамы-птицы активно высовывалась, разевая желтый клювик, «младая жизнь»: и да, это был клювик, а не полноценный клюв, да простят меня борцы с «сюсюканьем».
Когда мы прошли уже почти до конца этой стены, мимо нас проехал местный автомобильчик технических служб с лесенкой. И мы дружно испугались: а вдруг они – по птичьи души? Уничтожать гнезда? Но нет, они проехали мимо. Группы туристов, преимущественно китайских, чинно следуя за гидом, смотрели на гнезда с тем же интересом, как и на все остальное: видимо, принимали за еще одну странную русскую традицию. И рядом с одним из гнезд, приставив стремянку, женщина – родственница усопшего, или как минимум не сотрудник кладбища – аккуратно мыла стекло, закрывающее ячейку, стараясь не делать резких движений, а птица-мама только втягивала голову в плечи и вжималась в свое гнездо… Надеюсь, те, чьих близких птицы удостоили чести покоиться с миром рядом с гнездом, оценили это правильно. Вот я бы хотела, чтобы рядом с моим прахом было гнездо. Или нора. Что-то живое. Я понимаю, мне будет все равно… Но все же.
Я хотела вернуться туда через пару недель, проверить, на месте ли гнезда. Но не вернулась. Не потому, что не нашла времени. Не нашла в себе сил. Я думала: а вдруг гнезда все же уничтожили? И как я буду жить с этим знанием? Поэтому я предпочла неведение и надежду. Что птенцы выросли. Улетели.
В конце концов, если бы гнезда хотели уничтожить, птенцы бы не успели вылупиться, все было бы сделано раньше… Правда же, правда?