Решила я тут послушать скрипку (и мой плеер дышит на ладан, надо думать уже о его замене).
Иегуди Менухина для разнообразия, а то все Коган, Ойстрах да Стадлер.
Поняла, что исполнительская манера Менухина мне не нравится. Жестко, звук царапающий. Советские скрипачи – мое все. Я не тонкий ценитель, я просто потребитель, жадный потребитель…
И тут, где-то в пределах конца весны и начала лета, мне попалась ЖЗЛ «Паганини», автор Мария Тибальди-Кьеза, и я вспомнила, как в детстве отчаянно хотела прочесть биографию Паганини, а доступна была только книга Анатолия Виноградова «Осуждение Паганини».
А влюбилась я в Паганини из-за моего самого любимого многосерийного советского фильма – «Никколо Паганини».
…Когда я была маленькой девочкой, я очень любила классическую музыку. В три года, уже давно умеющая пользоваться горшком, я не смогла отвлечься от любимого «Детского альбома Чайковского», и произошел казус. В общем, слушать музыку я любила.
Но моя молодая, общительная, экстравертная и активная мама, до того совавшая меня в балет (взяли из-за гибкости и длинных в ту пору ног, выгнали из-за вялости и полного отсутствия интереса к скаканью под музыку), в фигурное катание (обошлось двумя занятиями) – решила, что вот она, истина, и мой истинный талант, и отвела меня в музыкальную школу по классу скрипки. И меня взяли. У меня был хороший слух, гибкая кисть, а еще я любила музыку!
Короче, за два (или три?) года занятий я скрипку возненавидела. Забрать меня из музыкальной школы маме пришлось из-за участившихся мигреней (полагаю, это просто было совпадение, или я слишком переутомлялась, ибо пошла в школу, школа + скрипка). Была огорчена и она, и моя преподавательница, которая занималась со мной даже на дому у себя и бесплатно! А я решила, что отныне я на всю жизнь ненавижу скрипку.
«Отныне и на всю жизнь» произошло во втором классе, восемь лет.
Через год мои родители уехали в длительную командировку за рубеж, куда детей брать было нельзя, опасная страна.
Я осталась с бабушкой и прабабушкой.
Бабушка и прабабушка вечерами любили смотреть телевизор, а я любила сидеть в прабабушкиной комнате и рисовать, пока они смотрели телевизор.
И еще через год, в 1982 году, по телевизору показывали «Никколо Паганини». Обычно мне собственно фильмы были не интересны, мне интересно было сидеть в обществе бабушек… Но тут мое детское внимание привлекло начало – Генуя наших дней, мэр города достает скрипку Паганини и даже ее в руки советскому скрипачу Леониду Когану, а потом он начинает играть… И он так играл, что мое детское сознание было втянуто в его музыку, в этот фильм – как в водоворот, миг – и я там. Я посмотрела этот фильм не просто взахлеб, это было состояние очарованности, которое не часто ко мне возвращалось при просмотре кино. Мне нравилось все. Удивительное начало художественной части фильма: главный герой мертв, и к нему приходит его злейший враг, его заклятый, влюбленный в него враг, и целует его в лоб… Потом – тягостное путешествие маленького сына Паганини, его лучшего друга Юлиуса Шмидта, и адвоката Луиджи Джерми, с его гробом, поскольку скрипача запрещали предать земле. И постепенно начинает раскручиваться история жизни Паганини, прерываемая музыкой в исполнении Когана и сценами бесконечного путешествия гроба, нигде не находящего пристанища. Это была невероятная история о гениальности, о вечном поиске истинной любви, о неприятии людьми необыкновенного человека, каким был Паганини, о славе, которая не приносит радости, и о том, что дружба бывает сильнее и ценнее и любви, и славы, и даже родственных уз. Когда Акилле (в фильме – Ахилло) уже отчаялся, состарившийся верный Юлиус готов был продолжать путь, чтобы найти место, где гроб с телом его друга будет предан земле.
Кстати, никакого Юлиуса Шмидта на самом деле не существовало, существовал биограф Паганини Макс Юлиус Шоттки, который вовсе не был таким идеальным, абсолютно преданным другом, но какая разница!
В мире этого фильма был спокойный, мягкий, но несокрушимый Юлиус, абсолютно верный взбалмошному и ранимому гению – Паганини.
Юлиуса сыграл Альберт Филозов.
Паганини – Владимир Мсрян, умопомрачительно похожий на реального Паганини, потрясающий драматический актер… Озвучивал его Шакуров, но играл, играл он, и как играл!
И дьявольски хорош был Армен Джигарханян в роли Дино Кьярелли, «Малыша», друга-врага, поклонника-врага, обожателя-ненавистника.
И как великолепно была сделана сцена знаменитого концерта Паганини в парижской опере! Они не стали пытаться сыграть эту музыку – они ее рассказали словами Шоттки, закадровым голосом Филозова, и от этой сцены мурашки по коже бежали…
А еще в этом фильме было то, что я страшно любила всегда: немного мистики. Да, очень быстро нам разъяснили, что на самом деле скрипач не продавал душу дьяволу. Но… Оставалось сомнение не только у персонажей фильма, но и у меня.
Когда «Никколо Паганини» показывали снова по телевидению – я старалась смотреть. Потом, когда у меня был долгий период изучения зарубежного кино, когда я вычерпала всю киносокровищницу, когда отучилась во ВГИКе – я боялась возвращаться к этому фильму.
Но вернувшись – поняла, что он все так же прекрасен для меня.
Да, он снят на скверной пленке, костюмы, особенно женские, прически, макияж – не заслуживают даже критики. Но зато как они играют! Как они все играют! Они живут эту историю…
Юлиус Шмидт из этого фильма надолго стал для меня мечтой. Нет, я не замуж за него хотела, я хотела, чтобы у меня был такой друг. Но со временем поняла, что для этого нужно самой быть Паганини…
А книгу Марии Тибальди-Кьеза я прочла. Она уже очень устарела. Она была выпущена в свет после Второй мировой. Книга интересная и хороша тем, что в ней много обширных цитат, много документов. Письма самого Паганини. И тема надрезанных струн интересно раскрыта: якобы у Паганини часто рвались струны, потому что он любил очень тонкие, а играл с большим нажимом. И с легкостью мог сыграть на одной струне. Лично для меня это выглядит интереснее, чем «враги подрезали струны». Ах, как хороша была эта сцена в советском фильме…
Но по поводу причин болезненности Паганини там устаревшие сведения: получается, что он с детства отличался слабым здоровьем, к нему липла любая инфекция, и перед смертью он одновременно страдал ревматизмом, чахоткой, сифилисом, болезнью желудка, и зубы почему-то выпали, и по необъяснимой причине у него были руки не такие, как у всех людей.
Ответ на вопрос, что же такое было с Паганини, я получила из книги Сэма Кина «Синдром Паганини и другие правдивые истории о гениальности, записанные в нашем генетическом коде». По-моему, все выглядит внятно и вызывает доверие.
«…во всей длинной и славной истории больных и немощных музыкантов ни одна ДНК не проявила себя столь противоречиво, став другом и врагом одновременно, чем ДНК скрипача начала XIX века Никколо Паганини, виртуоза из виртуозов. Оперный композитор (и известный жизнелюб) Джоаккино Россини не любил признаваться, что когда-либо плакал, но один из трех раз в жизни, когда он проливал слезы, был именно во время выступления Паганини. Россини был далеко не единственным, кто рыдал, будучи очарован неуклюжим итальянцем. Паганини носил длинные черные волосы и выступал в черном фраке и черных брюках, так что его бледное вспотевшее лицо казалось, висело в воздухе над сценой. В процессе игры он причудливо выгибал бедра и скрещивал локти под невероятным углом, яростно орудуя смычком. Некоторые ценители музыки находили концерты Паганини излишне театральными и обвиняли его в том, что он играет на подпиленных струнах, чтобы те эффектно лопались в середине представления. Но никто никогда не отказывал ему в умении показать себя. Папа Лев XII называл Паганини «Рыцарем золотой шпоры», а королевские монетные дворы чеканили деньги с портретом музыканта. Критики называли Никколо Паганини лучшим скрипачом в истории, и он стал едва ли не единственным исключением из правила, согласно которому в классической музыке лишь композиторы, а не исполнители обретают бессмертие.
Паганини редко (если вообще когда-либо) исполнял произведения классиков, предпочитая им собственные композиции, которые отличались таким высоким темпом и сложностью, что во время игры не было четко видно пальцев музыканта. Угождая толпе, он также придумывал всяческие непритязательные пассажи вроде изображения крика осла или петуха с помощью скрипки.
Паганини прилежно трудился с детских лет (1790-е годы), но он понимал человеческую психологию, поэтому поддерживал распространение легенд о сверхъестественном характере своего дара. Говорили, что над колыбелькой новорожденного Паганини явился ангел и объявил, что никто в мире не будет так восхитительно играть на скрипке, как Никколо. Шесть лет спустя будущий великий музыкант якобы чудесным образом восстал из мертвых, подобно Лазарю. После того как с малышом случилась каталептическая кома, родители уже были готовы отдать его в руки смерти и даже обрядили в саван – когда что-то заставило мальчика дернуться под тканью и тем самым спасло его от почти уже состоявшегося преждевременного погребения.
Несмотря на эти чудеса, люди гораздо чаще относили таланты Паганини к черной магии, настаивая на том, что он заключил договор с Сатаной и променял свою бессмертную душу на презренный музыкальный талант. Кстати, Паганини умело раздувал эти слухи, проводя концерты на кладбищах в сумерках и называя свои композиции «Смех дьявола» или «Пляска ведьм» – как бы вдохновленный личным опытом. Другие утверждали, что Паганини оттачивал свои навыки в казематах, куда якобы был заключен на восемь лет за то, что заколол своего друга шпагой, – и в тюрьме было нечем больше заняться, кроме как упражняться на скрипке. Люди, мыслящие более трезво, смеялись над этими криминально-сверхъестественными историями. Они терпеливо доказывали, что Паганини нанял особо циничного хирурга, чтобы тот подрезал связки, ограничивавшие движения его рук – и всего-то!
Как бы бредово это ни звучало, но последняя версия на самом деле ближе всего к истине. Кроме страсти, харизмы и способностей к изнурительному труду Паганини еще мог похвастаться необыкновенно гибкими кистями. Он мог изгибать и растягивать пальцы так сильно, что, казалось, его кожа вот-вот лопнет. Суставы пальцев были чудовищно гибкими. Паганини мог протянуть большой палец над тыльной стороной ладони и коснуться им мизинца (попробуйте-ка повторить!), он мог двигать отдельными фалангами среднего пальца из стороны в сторону, как ходит стрелка метронома. Как результат, Паганини строчил такие сложные рифы и арпеджио, которые другие музыканты даже не решались повторить, он, чередуя низкие и высокие ноты, играл со страшной скоростью – утверждают, что более 1000 нот в минуту! Используя преимущества своей пластичности, он легко зажимал по две и по три струны одновременно, совершенствовал необычные техники игры, вроде пиццикато (техника, когда звук извлекается щипком) левой рукой. Пиццикато обычно делается правой рукой (со смычком), заставляя скрипача выбирать, дотронуться до струны смычком или пальцами. Используя леворучное пиццикато, Паганини избавил себя от необходимости такого выбора. Его ловкие пальцы могли направить смычок на одну струну и при этом щипать другую, добиваясь такого звучания, как будто бы играло одновременно две скрипки. Кроме того, его гибкие и на вид тонкие пальцы, особенно большой, были необычайно сильными.
Великий соперник Паганини Кароль Липинский однажды наблюдал за его концертом в Падуе, а затем проследовал в номер Паганини для позднего ужина и дружеской болтовни с гением и другими приятелями. На столе он увидел неожиданно скудный ужин для человека такой комплекции, как великий итальянец: трапеза почти полностью состояла из яиц и хлеба (впрочем, Паганини не съел даже этого, довольствуясь фруктами). После нескольких бокалов вина и «джем-сейшна» на гитаре и трубе, Липинский заметил, что не перестает смотреть на руки Паганини. Он даже начал сжимать и перебирать «тонкие костлявые пальцы» маэстро, восхищенно воскликнув: «Как эти маленькие пальчики могут выполнять работу, требующую необычной силы?!» Паганини ответил: «О, мои пальцы сильнее, чем вы думаете». Он взял блюдце из толстого стекла и поднял его над столом, расположив большой палец сверху и остальные – снизу. Его друзья, видевшие этот трюк раньше, уже собрались вокруг, чтобы посмеяться. На глазах у ошарашенного Липинского Паганини почти незаметным движением согнул большой палец и – крак! – блюдце раскололось пополам. Чтобы не отставать, Липинский тоже схватил тарелку и попробовал разломать ее пальцами, но и близко не смог этого сделать – как не смогли и приятели Паганини. «Блюдца даже не треснули – вспоминал Липинский, – а Паганини злорадно смеялся» над неудачными попытками. Такое сочетание силы и ловкости казалось невероятным, и те, кто близко знал Паганини, в том числе его личный врач Франческо Беннати, приписывали его успех исключительно чудесным паучьим рукам.
Конечно, как и в случае со скрипичными упражнениями Эйнштейна, разделить причину и следствия здесь весьма сложно. Паганини был хилым болезненным ребенком, склонным к простудным заболеваниям, но, несмотря на все это, он с семи лет усердно занимался игрой на скрипке. Так что, возможно, он просто сумел размять свои пальцы длительной практикой. Однако прочие симптомы свидетельствуют о том, что у Паганини было генетическое расстройство под названием «синдром Элерса – Данлоса» (СЭД). Люди, страдающие СЭД, вырабатывают недостаточное количество коллагена – белка, который укрепляет кости и добавляет жесткости связкам и сухожилиям. Польза от недос татка коллагена выражае тся в цирков ой гибкости суставов. Как и многие люди с СЭД, Паганини мог отгибать каждый свой сустав пугающе далеко назад (этим вызваны и его извивания на сцене). Однако коллаген делает нечто большее, чем просто мешает большинству из нас стоя дотянуться до пальцев ног. Его хроническая нехватка может привести к мышечной усталости, ослаблению легких, расстройству кишечника, ухудшению зрения – и полупрозрачной, легко уязвимой коже. Современные исследования показывают, что музыканты (так же, как и танцоры), часто имеют высокие показатели СЭД и прочих синдромов, вызывающих гиперподвижность, и хотя поначалу это дает им громадное преимущество, затем приводит к подтачивающим здоровье болям в спине и коленных суставах, особенно если им приходится выступать стоя, как Паганини.
К 1810-м годам постоянные гастроли измотали Паганини, и хотя ему только исполнилось тридцать, организм уже начал сдавать. Несмотря на растущее богатство Паганини, неапольский домовладелец в 1818 году выселил великого музыканта из дома, так как боялся, что у столь тощего и болезненно выглядящего человека должен быть туберкулез. Паганини начал отменять концерты, поскольку был не в состоянии демонстрировать свое мастерство, и в 1820-е годы был вынужден практически прекратить выступать, чтобы заняться своим здоровьем. Он не мог знать, что в основе его страданий лежит СЭД – этот синдром впервые описали только в 1901 году. Но незнание лишь усилило его отчаяние, и он обращался даже к самым сомнительным знахарям и аптекарям. Доктора диагностировали у него сифилис, туберкулез и бог знает, что еще, а затем прописали сильнодействующие слабительные таблетки на основе ртути, которые окончательно разрушили и без того слабые внутренности гения. Его постоянный кашель усугубился, и в конце концов Паганини замолчал, окончательно потеряв голос. Он был вынужден одеваться исключительно в синее, чтобы пощадить больную сетчатку глаза. Его левое яичко однажды распухло (как сам Паганини, рыдая, вспоминал) «до размеров маленькой тыквы». Из-за постоянного употребления ртути его десны были повреждены, и за едой ему приходилось подвязывать зубы нитками, чтобы они не выпали.
Разбираться, от чего наступила смерть Паганини в 1840 году – то же самое, что спрашивать, почему пала Римская империя: вариантов очень много, выбирайте любой. Вероятно, наиболее тяжкий урон нанесло злоупотребление ртутными препаратами, но доктор Беннати – медик, который был рядом с Паганини до того, как музыканта начали пичкать таблетками, и единственный врач, которого Паганини никогда не выгонял с обвинениями в том, что тот обдирает его как липку, сумел продвинуться дальше и указать на настоящую проблему. После осмотра Паганини Беннати отверг такие диагнозы, как туберкулез и сифилис, признав их ложными. Вместо этого он отметил: «Почти все его [Паганини] поздние болезни вызваны необычной чувствительностью кожи». Врач чувствовал, что кожа Паганини, бумажно-тонкая из-за СЭД, сделала его уязвимым к ознобам, лихорадкам, потливости и усугубила проблемы, связанные с хилым телосложением. Беннати также написал, что поверхность глотки, легких и кишечника Паганини – областей воздействия СЭД – была очень уязвима к раздражению. К диагнозам, сделанным в 1830-х годах, нужно относиться осторожно, но доктор Беннати четко определил, что уязвимость организма Паганини была вызвана чем-то врожденным. И в свете современных познаний кажется, что физическая одаренность и физические мучения Паганини имели один и тот же генетический источник.
Паганини был обречен не только при жизни, но и после смерти. Находясь на смертном одре в 1840 году в Ницце, он отказался от причастия и исповеди, так как верил, что это может приблизить его кончину. Однако он все же умер, и его отказ от совершения таинств, да еще на Пасхальной неделе, привел к тому, что католическая церковь запретила хоронить Паганини надлежащим образом. В результате его семья была вынуждена таскать тело непогребенным в течение нескольких позорных месяцев. Сначала он лежал в постели своего товарища целых 60 дней, пока не вмешались медицинские чиновники. Затем его тело перевезли в богом забытую больницу для прокаженных, где ушлый сторож драл с любопытных деньги за право поглазеть на труп гения, а затем хранилось в чане из-под цемента на фабрике по производству оливкового масла. В конце концов семья Паганини смогла тайно перевезти тело в Геную и предать его земле в саду, где он и пролежал целых 36 лет, пока церковь не простила Паганини и не разрешила его погребение.
Отлучение Паганини от церкви «задним числом» подпитывает спекуляции по поводу отношения высших церковных чинов к музыканту. Он вычеркнул церковь из своего щедрого завещания, фаустовская история с продажей души дьяволу тоже вряд ли поспособствовала улучшению отношений. Однако священникам хватало и невыдуманных историй, чтобы отвергнуть скрипача. Паганини был одержим азартными играми, однажды даже поставил на кон свою скрипку прямо перед концертом (и проиграл). Паганини прелюбодействовал – с девушками и зрелыми женщинами, горничными и дамами голубых кровей по всей Европе, демонстрируя истинно грандиозные масштабы разврата. Самые смелые его завоевания на этом фронте он якобы совершил, соблазнив двух сестер Наполеона и потом бросив их. Паганини хвастался: «Я страшен как смертный грех, но стоит мне заиграть на скрипке, как женщины падают к моим ногам». Церковь эти подвиги, понятное дело, не впечатлили.
Тем не менее неуемная сексуальная активность Паганини поднимает один характерный момент по поводу генетики и изящных искусств. Учитывая, что какими-либо талантами обладают многие люди, ДНК, вероятно, кодирует какой-либо художественный импульс – но зачем? Почему мы должны столь явственно реагировать на произведения искусства? Одна из теорий гласит, что наш мозг жаждет социального взаимодействия и самоутверждения, и общие рассказы, песни, рисунки помогают людям сближаться. Искусство, с этой точки зрения, способствует социальной сплоченности. Опять же наша тяга к искусству может быть и случайностью. Наши нейронные связи развивались под влиянием определенных изображений, звуков и чувств в нашем древнем окружении, и изобразительное искусство, возможно, просто использует готовые схемы и доставляет нам эти изображения, звуки и свойства в концентрированном виде. С этой точки зрения живопись и музыка воздействуют на наш мозг примерно таким же образом, как шоколад воздействует на наш язык.
Многие ученые, впрочем, объясняют нашу тягу к искусству с помощью процесса под названием «половой отбор», родственного естественному отбору. Согласно теории полового отбора, существа, которые часто спариваются (и тем самым передают свою ДНК), делают это не обязательно потому, что у них больше шансов выжить, а просто потому, что они симпатичнее и сексуальнее. «Сексуальный» у большинства существ значит мускулистый, хорошо сложенный или богато украшенный (на ум сразу приходят оленьи рога и павлиньи хвосты). Но пение и танцы тоже могут привлечь внимание к физически здоровому самцу. А рисунок или поэзия может показать умственную доблесть и ловкость автора – качества, которые играют важную роль в создании блоков и перемещении по ступенькам обезьяньей иерархии. Другими словами, искусство придает сексуальности умственным способностям.
Вы скажете, что, для того чтобы с кем-то переспать, вовсе не обязательно быть талантом калибра Моцарта или Матисса, и будете правы. Но нескромный переизбыток чего-либо – это отличительный знак полового отбора. Давайте представим, как эволюционировал павлиний хвост. Блестящие перья издавна делали отдельных павлинов более привлекательными. Но большие пышные хвосты птиц вскоре вновь стали обычными, так как гены, отвечающие за этот признак, растворились в следующих поколениях. Таким образом, самцы с самыми большими и самыми яркими хвостами привлекали внимание самок. Но затем, по прошествии поколений, все самцы павлина получили хвосты, которыми раньше могли похвастать только избранные. Победа в борьбе за внимание самок требует даже большей «показушности» – до тех пор, пока ситуация не выйдет из-под контроля. Таким образом, безупречный сонет или поразительной красоты скульптура из мрамора (или из ДНК) могут выполнять ту же задачу что и комбинация из метровых павлиньих перьев, и разветвленные на 14 отростков оленьи рога, и огромная красная павианья попа!
В то время как таланты Паганини подняли его на вершину европейского общества, его ДНК не обеспечивала должного генетического материала для здоровых потомков. Великий скрипач был настоящей развалиной и в биологическом, и в психологическом плане. Из этого следует, что сексуальные желания людей легко смещаются от утилитарного желания передать свои здоровые гены. Сексуальное влечение само по себе имеет силу и власть, и культура может помочь переосмыслить глубоко запрятанные сексуальные симпатии и антипатии, сделать привлекательными даже такие генетические табу, как, например, инцест. Сделать столь привлекательными, что подобные извращения смогут даже оказывать влияние на наше величайшее искусство!»